«Вооруженный топориком, долотом и стамеской, с фуганком в руках, я царю за моим верстаком над дубом узлистым, над кленом лоснистым… Сколько в них дремлет форм, таящихся и скрытых! Чтобы разбудить спящую красавицу, стоит только, как ее возлюбленный, проникнуть в древесную глубь… Я предпочитаю бургундскую мебель, со смуглым налетом, кряжистую, сочную, отягченную плодами, как виноградный куст, этакий пузатый баул или резной шкаф, в терпком вкусе мэтра Гюга Самбена. Я одеваю дома филенками, резьбой. Я разворачиваю кольца винтовых лестниц; и, словно яблоки из шпалеры, я выращиваю из стен просторную и увесистую мебель, созданную как раз для того места, где я ее привил».
Во второй половине XVI в. во Франции наступает эпоха Возрождения. Вершиной мебельного искусства того времени были резные двухкорпусные шкафы, создававшиеся одновременно в Бургундии и Иль де Франсе. Дизайнер, архитектор, краснодеревщик Гуго Сомбен работал в Бургундии и Лионе. Его творчество ярко выражало своеобразный характер искусства Бургундии эпохи Возрождения. Большую роль в этой части Франции сыграли также рисунки и гравюры для мебели Жака Дюсерсо.
Немало сил уходило у мастеров на изготовление одного изделия: шкафа, кровати, скульптуры и т. п. Удобных станков и разнообразных инструментов, существующих в наши дни, тогда не было. Деревья валили вручную и вручную же распиливали на доски, получавшиеся не особо ровными и прямыми… Но ремесло свое резчики любили. Часто за образ для очередной гермы или резной сцены брали соседей и знакомых. И как люди, связанные одновременно с физическим трудом и искусством, любили жизнь и жили, радуясь каждому листочку, деревцу и цветку. Необычайная гармония с миром, с природой, взгляд художника и ребенка. Вероятно, таким и был средневековый резчик, живущий на окраине деревни или города в своем доме-мастерской.
Просто великолепно отражена Роменом Ролланом душа истинного резчика-художника в образе Кола Брюньона, героя одноименной повести. В литературе есть и другой известный резчик, смастеривший куклу из полена — Папа Карло, но в отличие от него Кола Брюньон — настоящий художник, человек искусства из народа, живой герой, сошедший в наш мир и живущий в каждом подлинном резчике.
Ромен Роллан написал свое знаменитое произведение в начале XX в., специально изучив историю резьбы по дереву в Европе XVI-XVII вв., отчасти вспомнив свое детство, проведенное в деревне, занятия резьбой отца и деда. Но в книге вы не встретите подробных описаний инструмента, процесса обработки дерева. Не уделено особого внимания и мастерской — большого помещения, в котором хранился инструмент и велись работы, где с первых шагов вас окружает запах древесины и лаков, а под ногами трещит множество стружек, где лежат про запас огромные стволы, а где-нибудь в центре, на столах стоят недорезанные фигурки, еще не готовые работы.
Но это не главное. Ромен Роллан не преследовал цель описать особенности резьбы того времени, рассказать об инструменте и процессе работы. «Кола Брюньон» — повесть об эпохе, а кто лучше художника из народа расскажет о ней? Герой бывает в домах герцегов и общается с простыми жителями, сам себе хозяин, путешествующий по лесам и полям, но при этом семьянин, человек творческий, не измученный рутинной работой, честный и искренний...
Множество разных черт гармонично соединились в одном человеке. Брюньон — натура цельная, здоровая. Человек увлекающийся, широкой души, сумасброд, весельчак, относится ко всему легко, радуется жизни, во всем находя положительные стороны, не ворчит, а воспевает красоту этого мира, несмотря на беды и трудности. Он нравственно очень здоровый, не курит, не пьет, наслаждаясь всем каждую минуту жизни. Самодостаточности, цельности личности, которой не требуется допинга, позавидуют многие.
«Благословен день, когда я явился на свет! Сколько на этой круглой штуке великолепных вещей, веселящих глаз, услаждающих вкус! Господи боже, до чего жизнь хороша! Как бы я ни объедался, я вечно голоден, меня мутит: я, должно быть, болен; у меня так и текут слюнки, чуть я увижу накрытый стол земли и солнца. Самое лакомство — это когда я могу занести на бумагу то, что смеется в моем воображении, какое-нибудь движение, жест, изгиб спины, округлость груди, цветистый завиток, гирлянду, гротеск, или когда у меня пойман на лету и пригвожден к доске какой-нибудь прохожий со своей рожей. Это я изваял (и это венец всех моих работ), на усладу себе и кюре, скамьи в монреальской церкви, где двое горожан весело чокаются за столом, над жбаном, а два свирепых льва рычат от злости, споря из-за кости».
Истинному резчику не сидится дома, в четырех стенах, да и в городе он чувствует себя неуютно. Душа резчика — часть природы, и только за городом испытываешь истинное блаженство. Тянет все на природу, свободу, сердце теребит желание взглянуть на только что распустившиеся цветы или молоденькие листочки, прогуляться по полям, лесам, понаблюдать за птицами, веточками, травинками и насекомыми. Вглядываешься в лица прохожих и знакомых, в положения их рук, замечаешь движения животных и понимаешь, вот оно, нашлось.
Таков Кола Брюньон: наслаждается щебетаньем птиц, сливовым деревом с белой мордочкой, вглядывается в тележника, догоняющего колесо, и примечает этот образ для будущего изделия. Он видит мир глазами художника, поэта: всегда наблюдает, смотрит на траву, деревья, листья, подмечает, запоминает образы, особенности. Взгляд резчика сам вылавливает из толпы прохожих интересные фигуры и лица, из кроны дерева положения веточек и цветов. Весь мир для него — образ, а мебель — лишь повод создать скульптуру, запечатлеть в ней увиденное, соседа или знакомую девушку. Запомнить бы все, зарисовать, подметить нюансы, а потом воплотить в своей работе, чтобы не соврать, не умалить красоту мира!
Город ограничивает, отдаляет человека от природы, накладывает отпечаток суетливой и однообразной жизни на характер горожан. Тогда ни телевизоров, ни радио, ничего этого не было, книги практически никто не читал, в театры не ходили, если бы не ремесленники, никакого соприкосновения с культурой у городских жителей не было бы. А такой человек, как Кола Брюньон, человек тонкой души, яркого характера и необычайного таланта, просто находка.
Кстати, в русских деревнях такими своеобразными культурными центрами были церковь и кузница. В кузнице была некая, почти колдовская аура, вызывавшая обоснованную настороженность, к тому же на рабочем месте кузнеца царила мрачная, таинственная атмосфера (всегда полумрак, чтобы лучше было видно, как накалился металл). В этой темноте, почти скрытно от глаз жителей металл изменял форму, создавалось нечто красивое, новое, что привлекало и одновременно пугало.
Кола фантазер, но в то же время и реалист. Ведь резчику важно быть последовательным в своих действиях, упорным, настойчивым, важно контролировать движения, представлять назначение своих работ, но в то же время давать волю своей фантазии. Особое дарование нужно резчику. И человек сухой, педантичный, расчетливый, скованный этими рамками, не сможет стать художником и поэтом дерева, своего ремесла. Единственное, что мог бы он делать, так это работы простые, по чертежам, сухие и ограниченные, например, советскую мебель, в которой плоские планки, перегородки ничем не украшены, одинаковы и безынтересны.
Профессия рождает и воспитывает человека. Профессия резчика «вынудила» Брюньона приглядываться к миру, природе, людям вокруг и смотреть на вещи не так, как все. Не каждый сможет быть поэтом в своей профессии. А Кола поэтизирует свое ремесло, ставит его выше всего, живет ради искусства: «Как хорошо стоять с инструментом в руках у верстака, пилить, строгать, сверлить, тесать, колоть, долбить, скоблить, дробить, крошить чудесное и крепкое вещество, которое противится и уступает, мягкий и жирный орешник, который трепещет под рукой, словно хребет русалки, розовые и белые тела, смуглые и золотистые тела наших дубравных нимф, лишенные своих покровов, срубленные топором!».
Сейчас Брюньон был бы весьма интересен как человек, личность, ведь профессия резчика осталась почти неизменной. Благодаря отношению героя к резьбе, к искусству, к жизни, имя его — Кола Брюньон — стало нарицательным. "…Мне заказали шкаф…, но прежде чем начать, я хотел взглянуть еще раз своими глазами на дом, на комнату, на место… Не говорите мне о красоте, которая уживается везде, которой хорошо и там, и тут… Это площадная Венера. Для нас искусство нечто родное, гений очага, друг, товарищ: оно высказывает лучше, чем мы сами, то, что все мы чувствуем; искусство — это наш домашний бог. Чтобы его знать, надо знать его дом. Бог создан для человека, а произведение искусства для пространства, которое оно завершает и наполняет. Прекрасно то, что на своем месте всего прекраснее".
Торжеством резного искусства в оформлении шкафов того времени являются три кариатиды или атланта, поставленные по краям и между створок как три опоры, поддерживающие пышный карниз. Обычно это гротескные мужские и женские полуфигуры в виде герм. (Герма — прямоугольный столб, завершенный скульптурной мужской или женской полуфигурой.) Это подлинные образцы скульптурного искусства, изысканно сочетающие действительность с фантастикой, величественное с заостренно-смешным. Трудно себе представить более полное использование возможностей ореха как материала для мебели и резьбы. Поверхность так виртуозно обработана, так заглажена, так вылощена воском, что дерево кажется живым и теплым, глубоким по цвету, сверкающим отблесками, а под рукой гладким и нежным как атлас.
При подготовке статьи были использованы материалы книг: Т. М. Соколова. Художественная мебель. М., 2000. Ромен Роллан. Кола Брюньон.
Во второй половине XVI в. во Франции наступает эпоха Возрождения. Вершиной мебельного искусства того времени были резные двухкорпусные шкафы, создававшиеся одновременно в Бургундии и Иль де Франсе. Дизайнер, архитектор, краснодеревщик Гуго Сомбен работал в Бургундии и Лионе. Его творчество ярко выражало своеобразный характер искусства Бургундии эпохи Возрождения. Большую роль в этой части Франции сыграли также рисунки и гравюры для мебели Жака Дюсерсо.
Немало сил уходило у мастеров на изготовление одного изделия: шкафа, кровати, скульптуры и т. п. Удобных станков и разнообразных инструментов, существующих в наши дни, тогда не было. Деревья валили вручную и вручную же распиливали на доски, получавшиеся не особо ровными и прямыми… Но ремесло свое резчики любили. Часто за образ для очередной гермы или резной сцены брали соседей и знакомых. И как люди, связанные одновременно с физическим трудом и искусством, любили жизнь и жили, радуясь каждому листочку, деревцу и цветку. Необычайная гармония с миром, с природой, взгляд художника и ребенка. Вероятно, таким и был средневековый резчик, живущий на окраине деревни или города в своем доме-мастерской.
Просто великолепно отражена Роменом Ролланом душа истинного резчика-художника в образе Кола Брюньона, героя одноименной повести. В литературе есть и другой известный резчик, смастеривший куклу из полена — Папа Карло, но в отличие от него Кола Брюньон — настоящий художник, человек искусства из народа, живой герой, сошедший в наш мир и живущий в каждом подлинном резчике.
Ромен Роллан написал свое знаменитое произведение в начале XX в., специально изучив историю резьбы по дереву в Европе XVI-XVII вв., отчасти вспомнив свое детство, проведенное в деревне, занятия резьбой отца и деда. Но в книге вы не встретите подробных описаний инструмента, процесса обработки дерева. Не уделено особого внимания и мастерской — большого помещения, в котором хранился инструмент и велись работы, где с первых шагов вас окружает запах древесины и лаков, а под ногами трещит множество стружек, где лежат про запас огромные стволы, а где-нибудь в центре, на столах стоят недорезанные фигурки, еще не готовые работы.
Но это не главное. Ромен Роллан не преследовал цель описать особенности резьбы того времени, рассказать об инструменте и процессе работы. «Кола Брюньон» — повесть об эпохе, а кто лучше художника из народа расскажет о ней? Герой бывает в домах герцегов и общается с простыми жителями, сам себе хозяин, путешествующий по лесам и полям, но при этом семьянин, человек творческий, не измученный рутинной работой, честный и искренний...
Множество разных черт гармонично соединились в одном человеке. Брюньон — натура цельная, здоровая. Человек увлекающийся, широкой души, сумасброд, весельчак, относится ко всему легко, радуется жизни, во всем находя положительные стороны, не ворчит, а воспевает красоту этого мира, несмотря на беды и трудности. Он нравственно очень здоровый, не курит, не пьет, наслаждаясь всем каждую минуту жизни. Самодостаточности, цельности личности, которой не требуется допинга, позавидуют многие.
«Благословен день, когда я явился на свет! Сколько на этой круглой штуке великолепных вещей, веселящих глаз, услаждающих вкус! Господи боже, до чего жизнь хороша! Как бы я ни объедался, я вечно голоден, меня мутит: я, должно быть, болен; у меня так и текут слюнки, чуть я увижу накрытый стол земли и солнца. Самое лакомство — это когда я могу занести на бумагу то, что смеется в моем воображении, какое-нибудь движение, жест, изгиб спины, округлость груди, цветистый завиток, гирлянду, гротеск, или когда у меня пойман на лету и пригвожден к доске какой-нибудь прохожий со своей рожей. Это я изваял (и это венец всех моих работ), на усладу себе и кюре, скамьи в монреальской церкви, где двое горожан весело чокаются за столом, над жбаном, а два свирепых льва рычат от злости, споря из-за кости».
Истинному резчику не сидится дома, в четырех стенах, да и в городе он чувствует себя неуютно. Душа резчика — часть природы, и только за городом испытываешь истинное блаженство. Тянет все на природу, свободу, сердце теребит желание взглянуть на только что распустившиеся цветы или молоденькие листочки, прогуляться по полям, лесам, понаблюдать за птицами, веточками, травинками и насекомыми. Вглядываешься в лица прохожих и знакомых, в положения их рук, замечаешь движения животных и понимаешь, вот оно, нашлось.
Таков Кола Брюньон: наслаждается щебетаньем птиц, сливовым деревом с белой мордочкой, вглядывается в тележника, догоняющего колесо, и примечает этот образ для будущего изделия. Он видит мир глазами художника, поэта: всегда наблюдает, смотрит на траву, деревья, листья, подмечает, запоминает образы, особенности. Взгляд резчика сам вылавливает из толпы прохожих интересные фигуры и лица, из кроны дерева положения веточек и цветов. Весь мир для него — образ, а мебель — лишь повод создать скульптуру, запечатлеть в ней увиденное, соседа или знакомую девушку. Запомнить бы все, зарисовать, подметить нюансы, а потом воплотить в своей работе, чтобы не соврать, не умалить красоту мира!
Город ограничивает, отдаляет человека от природы, накладывает отпечаток суетливой и однообразной жизни на характер горожан. Тогда ни телевизоров, ни радио, ничего этого не было, книги практически никто не читал, в театры не ходили, если бы не ремесленники, никакого соприкосновения с культурой у городских жителей не было бы. А такой человек, как Кола Брюньон, человек тонкой души, яркого характера и необычайного таланта, просто находка.
Кстати, в русских деревнях такими своеобразными культурными центрами были церковь и кузница. В кузнице была некая, почти колдовская аура, вызывавшая обоснованную настороженность, к тому же на рабочем месте кузнеца царила мрачная, таинственная атмосфера (всегда полумрак, чтобы лучше было видно, как накалился металл). В этой темноте, почти скрытно от глаз жителей металл изменял форму, создавалось нечто красивое, новое, что привлекало и одновременно пугало.
Кола фантазер, но в то же время и реалист. Ведь резчику важно быть последовательным в своих действиях, упорным, настойчивым, важно контролировать движения, представлять назначение своих работ, но в то же время давать волю своей фантазии. Особое дарование нужно резчику. И человек сухой, педантичный, расчетливый, скованный этими рамками, не сможет стать художником и поэтом дерева, своего ремесла. Единственное, что мог бы он делать, так это работы простые, по чертежам, сухие и ограниченные, например, советскую мебель, в которой плоские планки, перегородки ничем не украшены, одинаковы и безынтересны.
Профессия рождает и воспитывает человека. Профессия резчика «вынудила» Брюньона приглядываться к миру, природе, людям вокруг и смотреть на вещи не так, как все. Не каждый сможет быть поэтом в своей профессии. А Кола поэтизирует свое ремесло, ставит его выше всего, живет ради искусства: «Как хорошо стоять с инструментом в руках у верстака, пилить, строгать, сверлить, тесать, колоть, долбить, скоблить, дробить, крошить чудесное и крепкое вещество, которое противится и уступает, мягкий и жирный орешник, который трепещет под рукой, словно хребет русалки, розовые и белые тела, смуглые и золотистые тела наших дубравных нимф, лишенные своих покровов, срубленные топором!».
Сейчас Брюньон был бы весьма интересен как человек, личность, ведь профессия резчика осталась почти неизменной. Благодаря отношению героя к резьбе, к искусству, к жизни, имя его — Кола Брюньон — стало нарицательным. "…Мне заказали шкаф…, но прежде чем начать, я хотел взглянуть еще раз своими глазами на дом, на комнату, на место… Не говорите мне о красоте, которая уживается везде, которой хорошо и там, и тут… Это площадная Венера. Для нас искусство нечто родное, гений очага, друг, товарищ: оно высказывает лучше, чем мы сами, то, что все мы чувствуем; искусство — это наш домашний бог. Чтобы его знать, надо знать его дом. Бог создан для человека, а произведение искусства для пространства, которое оно завершает и наполняет. Прекрасно то, что на своем месте всего прекраснее".
Торжеством резного искусства в оформлении шкафов того времени являются три кариатиды или атланта, поставленные по краям и между створок как три опоры, поддерживающие пышный карниз. Обычно это гротескные мужские и женские полуфигуры в виде герм. (Герма — прямоугольный столб, завершенный скульптурной мужской или женской полуфигурой.) Это подлинные образцы скульптурного искусства, изысканно сочетающие действительность с фантастикой, величественное с заостренно-смешным. Трудно себе представить более полное использование возможностей ореха как материала для мебели и резьбы. Поверхность так виртуозно обработана, так заглажена, так вылощена воском, что дерево кажется живым и теплым, глубоким по цвету, сверкающим отблесками, а под рукой гладким и нежным как атлас.
При подготовке статьи были использованы материалы книг: Т. М. Соколова. Художественная мебель. М., 2000. Ромен Роллан. Кола Брюньон.
